Алехандро Касона - Утренняя фея [=Та, которую не ждут]
Дед. Тогда иди. Чего еще ты ждешь?
Странница. Теперь ничего. Я хотела бы, чтобы ты простился со мной без ненависти, добрым словом.
Дед. Мне нечего тебе сказать. Как ни трудна жизнь, она лучшее из всего, что я знаю.
Странница. Жизнь? Ты думаешь, мы так различны? И могли бы существовать друг без друга?
Дед. Прошу тебя, уходи из этого дома!
Странница. Сейчас. Но сначала выслушай меня. Я друг бедных людей и людей с чистой совестью. Почему мы не можем поговорить откровенно?
Дед. Я тебе не верю. Если бы ты была откровенной, ты бы не проникала тайком в печальные предрассветные комнаты. Ты не можешь отрицать, что ты предательски жестока.
Странница. Да, когда одни люди шлют меня против других. Но когда я иду сама… как просто развязываются последние узлы! Какие мирные улыбки встречают меня!
Дед. Молчи! У тебя сладкий голос, и его опасно слушать.
Странница. Я вас не понимаю. Я слышу, как все вы жалуетесь на жизнь. Почему же так боитесь лишиться ее?
Дед. Может быть, не из-за того, что остается здесь. Мы не знаем, что найдем по ту сторону.
Странница. То же самое и в начале путешествия. Поэтому дети плачут, когда рождаются.
Дед (снова волнуясь). Опять дети! Ты все время о них думаешь…
Странница. Я женщина. И если когда-нибудь я причиняю им зло, то делаю это невольно. Это любовь, которую я не умею осуществить… И, дай бог, никогда не научусь!.. (Понижает голос, доверительно.) Слушай, дед, ты знаешь Налона, старика?
Дед. Слепец, который поет романсы на праздниках?
Странница. Да. Когда он был ребенком, у него были самые красивые глаза на свете, их голубое зарево притягивало меня издали. И однажды я не выдержала, и поцеловала его в глаза.
Дед. Теперь он ходит с поводырем, играет на гитаре и просит милостыню на ярмарках.
Странница. Но я люблю его, как тогда! И когда-нибудь я заплачу ему двумя звездами за вред, который причинила моя любовь.
Дед. Хватит. Не пытайся обвить меня словами. Я знаю, что ты ядовитый сорняк во ржи. Уходи из моего дома! Только увидев, что ты далеко, я успокоюсь.
Странница. Ты меня удивляешь. Пусть трусам я кажусь ужасной. Но ты-то принадлежишь к народу, который всегда смотрел на меня открыто. Ваши поэты воспевали меня, как невесту. Ваши мистики — как искупление. Самый великий из ваших ученых назвал меня «Свобода». Я сама слышала, как он говорил одному из своих учеников, истекая кровью в ванне: «Хочешь знать, где настоящая свобода? Вены твоего тела могут привести к ней!»
Дед. Я не читал книг. Я знаю о тебе только то, что знает собака и лошадь.
Странница (со страстной жалобой). Так что же ты осуждаешь меня, почти не зная? Почему не хочешь сделать маленькое усилие, чтобы понять? (Мечтательно.) Я тоже хотела бы, как крестьянки, надеть венок, жить среди детей и любить мужчину. Но когда я иду срезать розы, весь сад облетает. Когда дети играют со мной, я боюсь дотронуться до них, чтобы не смолк их смех. А что касается мужчин, то часто самые смелые ищут меня на коне в бою, но после первого поцелуя я чувствую, как их безжизненные руки бессильно падают с моих плеч. (В отчаянии.) Понимаешь ли ты теперь всю горечь моей судьбы? Понимать все боли, не умея плакать… Обладать всеми чувствами женщины — и не знать радости, которую они приносят. Быть приговоренной убивать всегда, всегда, — и никогда не умереть! (В горе, закрыв ладонями лицо, падает в кресло.)
Дед (смотрит на нее потрясенный. Подходит и ласково кладет руку на ее плечо). Бедная женщина!..
Странница. Спасибо, старик. Ты назвал меня женщиной, а это самое прекрасное слово в устах мужчины. (Берет посох, который она оставила у камина.) В эту ночь мне больше нечего делать в твоем доме, но меня ждут в других местах. Прощай. (Идет к двери.)
Снаружи слышится голос Мартина.
Мартин (кричит). Тельба!.. Тельба!..
Дед. Это Мартин! Выйди в другую дверь. Я не хочу, чтобы он увидел тебя.
Странница (снова ставит посох). Почему? Его час уже прошел. Открывай, не бойся.
Снова слышен голос Мартина и удары ноги в дверь.
Мартин. Скорее!.. Тельба!..
Мать со свечой появляется на лестнице.
Мать. Кто это кричит?
Дед. Это Мартин. (Идет открывать.)
Мать (спускается). Так скоро? У него не было времени и на половину пути.
Дед открывает дверь. Входит Мартин, неся на руках девушку в промокшей одежде с мокрыми волосами.
Мать (вздрагивает, будто видит чудо). Анжелика!.. Дочь!.. (Бежит к ней.)
Дед (задерживает ее). Что ты?! Что ты?! Ты с ума сошла?..
Мартин кладет девушку в кресло у огня.
Мать (рассматривает ее пристально, разочарованно). Но тогда… кто она?
Мартин. Не знаю. Я видел, как она упала в реку, и подоспел вовремя. Это просто обморок.
Мать (ставит свечу на стол и плачет улыбаясь). Господи, зачем я ждала чуда? Это не она… не она…
Странница. Ее зовут Адела.
Дед. Дыхание спокойное.
Мартин. Надо что-то сделать. (Страннице.) Но что?
Странница (с бесстрастной улыбкой). Не знаю. Мне не приходилось никого возвращать к жизни. (Сидит неподвижно в глубине.)
Дед. Глоток вина ей поможет. (Берет кружку с камина.)
Мать. Дайте, я сама… Боже, если бы я могла это сделать тогда. (Встает на колени перед Аделой, трет ей виски и руки.)
Дед (Мартину). А с тобой… ничего не случилось?
Мартин. За Габионом из-за вспышки молнии я потерял тропу, и мы проскакали по краю пропасти. Но это пустяки.
Странница (подходит к нему, вынимает платок из корсажа). Можно?
Мартин. Что?
Странница. Ничего… Красное пятнышко на виске. (Любовно вытирает.)
Мартин (смотрит на нее, очарованный). Спасибо.
Мать. Она приходит в себя.
Все окружают Аделу, в то время как Странница со стороны наблюдает за всеми со своей вечной улыбкой. Адела медленно раскрывает глаза, удивленно оглядывает все вокруг.
Дед. Не бойтесь. Опасность позади.
Адела. Кто меня сюда принес?
Мартин. Я ехал по берегу и увидел, как вы упали в воду.
Адела (с горьким упреком). Зачем вы это сделали? Я не упала, я сама… Я собрала все силы, чтобы решиться. И все впустую.
Мать. Молчите… дышите глубже. Так. Теперь легче?
Адела. Воздух давит мне грудь, как свинец. А там, в реке, все было так легко, так просто…
Странница (отсутствующим голосом). Все говорят то же самое. Это как прохладное купание души.
Мартин. Завтра все покажется вам дурным сном.
Адела. И я снова останусь одна, как прежде, никого не любя… ни на что не надеясь…
Дед. Есть у вас семья… дом?
Адела. У меня никогда не было ничего. Говорят, что приговоренные к повешению в один миг вспоминают всю свою жизнь. Я не могла вспомнить ничего.
Мартин. И среди стольких дней не было ни одного счастливого?
Адела. Только один, но уже так давно… Это было в каникулы, в доме моей подруги, там было солнце, поля и стада. А вечером все садились вокруг стола и ласково говорили друг с другом… Ночью простыни пахли яблоками, а окна наполнялись звездами. Но воскресенье — такой короткий день. (Горько улыбается.) Это очень грустно — из всей жизни помнить только один день каникул… в чужом доме. (Снова закрывает глаза.) А теперь…
Дед. Она снова упала в обморок. (Гневно глядит на странницу.) У нее холодные руки!
Странница (спокойно, не глядя). Успокойся, старик. Она просто спит.
Мартин. Надо уложить ее.
Мать. Где?
Мартин. В доме есть только одно место.
Мать (в ужасе перед мыслью). В комнате Анжелики — нет!
Дед. Ты не можешь закрыть перед ней дверь.
Мать. Нет! Можете взять мой хлеб, мою одежду — все мое… Но не место моей дочери!
